Три подвига академика Смирнова (Ачильдиев И. У. / 1987 г.)
Ачильдиев Игорь Узиельевич
Скачать:
Пусть сам себя он поднимет, пусть себя сам не снижает:
Каждый себе союзник, враг себе каждый.
Бхагавадгита, гл. VI, шлока 5
Перевод академика Б. Л. Смирнова
На городском кладбище в Ашхабаде есть могила с беломраморным памятником, на нем изображена раскрытая книга. Надпись гласит:
Академик Смирнов Борис Леонидович.
1891—1967 гг.
Невропатолог. Нейрохирург.
Переводчик эпоса "Махабхарата".
Короче некуда. Но три решенные задачи, три подвига человеческой мысли и упорного труда обозначены точно!
...Как мне рассказывали, Борис Леонидович был невысок ростом, худощав, энергичен. Лицо? Портрет его на странице журнала едва ли дает полное представление. Однако основное фотограф запечатлел: простодушная одухотворенность натуры интеллектуальной, подвижнической, охваченной высоким духовным стремлением мысли.
В характере Смирнова не было и капли житейской хитрости. Не умел он “устраиваться” и “пробиваться”, извлекать выгоду из связей и знакомств. Он был бессребреником и никогда не брал денег за лечение или операцию. “Всучить” ему подарок было невозможно. Он отказался и от гонораров за переводы, жертвуя их в фонд советско-индийской дружбы.
Он был действительно простодушен и одухотворен, не отсюда ли — вглядитесь внимательнее! — сходство его портрета с фотографиями Махатмы Ганди? Смирнов никогда не замечал жизненных неудобств и тягот, не стремился обойти кого-нибудь в должности, всю жизнь подчинив служению высшим целям. Но то было не равнодушное служение, а подвиг. Точнее — три подвига.
НЕВРОПАТОЛОГ
Отец Бориса Леонидовича иного лет проработал земским врачом на Украине. В 1907 году перевез семью в Петербург и занялся практикой в столице. С раннего утра он уезжал в клинику, возвращался домой к обеду. Два часа отдыхал, потом до позднего вечера отправлялся к больным, зарабатывая на жизнь суровым и упорным трудом.
Атмосфера подвижнического труда определяла всю жизнь Смирновых. День каждого был расписан по часам и минутам. Жена Леонида Васильевича, Софья Митрофановна, публиковала повести и рассказы в юношеских журналах “Всходы” и “Родина”, собирала украинский фольклор — думы, песни, сказки, поговорки. Печаталась она под псевдонимом Козленицкая, по названию родового имения Козленичи Черниговской губернии. Там и родился Борис Леонидович. По-видимому, Софья Митрофановна приохотила его к работе над словом, приучила к четкости мысли, к ясному, строгому стилю. Он всегда морщился, услышав или прочитав что-нибудь литературно неграмотное, нелогичное. “Ну вот, где дом, а где аптека”,— говаривал он в подобных случаях. Любимая поговорка...
Все четыре сына помогали отцу. С младых ногтей они учились делать перевязки, накладывать шины, ассистировать. Трое стали врачами, один — юристом.
В 1910 году, окончив с золотой медалью шестую петербургскую гимназию, Борис Леонидович поступает в Военно-медицинскую академию (ВМА), славившуюся прогрессивной медицинской и общественной мыслью. На первых же курсах Смирнов занялся научной работой, став одним из зачинателей студенческого научного кружка. Здесь, на кафедре топографической анатомии и оперативной хирургии он выполнил четыре научные работы. Уже тогда Борис Леонидович концентрирует свое внимание на нерешенных проблемах невропатологии и нейрохирургии. В частности, ему принадлежат описания-головного мозга М. Е. Салтыкова-Щедрина, В. В. Пашутина, Н. Н. Зинина.
В 1914 году, получив диплом с отличием, молодой офицер направляется в действующую армию — в лазарет Красного Креста, а затем в Ольвиопольский полк 125-й дивизии. Началась суровая работа военного врача; было много бессмысленно пролитой на фронте крови солдат и офицеров, окопных вшей да грязи, встреч с людьми “простого звания”, понимавших порой в судьбах Отечества больше, чем все офицерское собрание... Не случайно, когда начинается революция, Смирнова избирают в полковой комитет. Впрочем, полк вскоре распался, солдаты и офицеры разъехались по домам.
Борис Леонидович отправился не в Питер, а в Козленичи. Проездом оказался в Киеве. Между прочим, именно здесь он выменял на толкучке за два ржаных сухаря словарь санскрита. Но об этом позже... А сейчас о случае на перегоне Киев — Чернигов. Состав атаковали бандиты атаманши Маруськи. Разговор вели короткий:
— А ну, скажи “кукуруза”... Картавишь? Налево, в расход. Не картавишь — полезай в теплушку.
Борис Леонидович немного картавил, его поставили “налево”. Тут его увидел какой-то крестьянин из Козленичей.
— Да вы, хлопцы, с ума сошли: то же дохтур и сын дохтура, который мне зуб драл,— и для пущей убедительности показал прогалину в ровном ряду белых зубов. — Переходи, сынку, направо...
В Козленичах “дохтур” Смирнов возобновил лечебную практику. Он был врачом военкомата в Соснице, школьно-санитарным врачом в поселке Брагино, потом ординатором и ассистентом в клинике нервных болезней Киевского медицинского института... Но я не составляю биографию Бориса Леонидовича, мне нет смысла прослеживать весь путь будущего академика. Важно другое: с 1917 по 1935 год, будучи на разных врачебных должностях, Смирнов изучал невропатологию, выполнив за это время десять серьезных научных работ.
Наиболее решительным жизненным шагом был переезд в 1935 году в Ашхабад. По нынешним понятиям ничего удивительного, тем более героического в этом нет. Город как город, не хуже других. Разве что очень жарко летом. Зато не холодно зимой! Но в середине тридцатых такой поступок свидетельствовал о решительном и смелом характере.
В те времена Ашхабад был далекой окраиной, здесь даже платили надбавки, как сегодня за работу на Крайнем Севере. В Ашхабаде не хватало врачей, больниц, поликлиник. Переезд в Туркмению был чреват отрывом от культурных центров страны, коллег, атмосферы научного поиска. Многим жертвовал молодой врач, уезжая в туркменскую столицу.
Переезд в Ашхабад свидетельствовал и о другом: Борис Леонидович сложился как человек и ученый, носитель культурной традиции. Он принадлежал к тому тонкому социальному слою старой петербургской интеллигенции, у которой удивительная скромность сочеталась с огромной любовью к народу, его культуре. Смирнов внутренне созрел для самостоятельных научных поисков. И действительно, именно здесь, в Туркмении, быстро и широко развернулся его талант. В 1938-м он защищает по невропатологии кандидатскую, на следующий год — докторскую.
Под руководством Бориса Леонидовича его сотрудники выполнили более 200 научных работ, защитили 15 кандидатских диссертаций. Сегодня в Туркмении целая плеяда его учеников и учеников его учеников — школа академика Смирнова.
В сентябре 1939 года его избирают профессором, заведующим кафедрой нервных болезней Туркменского мединститута, в 1951 году — действительным членом Академии наук Туркменской ССР. Это было признание его заслуг как врача-невропатолога.
ХИРУРГ
Военный врач может получить любую узкую специальность: окулиста или невропатолога, отоларинголога или фтизиатра, даже педиатра — все равно он обязан быть хирургом. Война — дело кровавое, и врач на войне просто не имеет права отказываться от скальпеля. Не случайно хирургия в Военно-медицинской академии всегда считалась главной дисциплиной.
Борис Леонидович был прекрасным хирургом. Первая мировая война. приучила его при необходимости браться за любую операцию — и помочь пострадавшему! Но, естественно, удачнее всего были его операции на центральной и периферической нервной системе. Сразу по приезде в Туркмению он организует в своей клинике небольшую операционную, одну палату на пять коек выделяет для больных, нуждающихся в нейрохирургической помощи. Обе его диссертации, как говорят, шли от кафедр оперативной хирургии.
За время Великой Отечественной войны у Смирнова сотни консультаций в эвакогоспиталях, оперативных вмешательств, тысячи излеченных бойцов. Сохранился операционный журнал Бориса Леонидовича: с 28 января 1942 года по 8 мая 1946 года он провел 149 крупных нейрохирургических операций, причем несколько таких сложных и тонких, что их можно считать шедеврами хирургического искусства. Впервые в стране он оперировал выпячивание межпозвонкового диска. В Институте неврологии и физиотерапии Борис Леонидович организует нейрохирургическое отделение, став основателем школы нейрохирургии в Туркмении. В 1944 году его по конкурсу единогласно избрали заведующим кафедрой нейрохирургии Киевского института усовершенствования врачей. Но он решил остаться в Ашхабаде.
Человек раскрывается в поступке, в решительном действии, в кризисной ситуации. Было и такое в жизни Бориса Леонидовича — в 1948 году.
Вечером 5 октября по всему городу выли собаки, сбежали из домов кошки. Никто не придал этому значения... Но ночью ударило сильнейшее землетрясение. Ашхабад был разрушен практически весь. Сохранилось всего несколько зданий... Тысячи и тысячи погибших, похороненных под развалинами, еще больше — раненых, кому требовалась срочная хирургическая помощь.
Смирнов жил в отдельном домике с женой Людмилой Эрастовкой и ее сыном Юрием. Когда прокатилась волна землетрясения, домик обрушился. Над головой Бориса Леонидовича переломилась балка, образовавшая шатер. Смирнов не пострадал, как не пострадал и Юрий. Первое, что он услышал, были слова Бориса Леонидовича:
— Юра, если ты жив — спасай мать, у меня воздух есть, я не ранен!
Вдвоем они вытащили Людмилу Эрастовну из-под обломков, привели в чувство. Борис Леонидович сказал:
— Юра, беги к друзьям, собирай тех, кто жив, на площадь Карла Маркса — там организуем госпиталь. А я сейчас...
И он полез куда-то под обрушившуюся крышу — за рукописью своих переводов.
В ту же ночь на центральной площади Ашхабада Смирнов и его товарищи-врачи устроили на скорую руку госпиталь. Зажгли костры, кипятили в ведрах воду, накрыли простынями обеденные столы и приступили к работе. Борис Леонидович оперировал черепные ранения. Другие ампутировали конечности. Свет факелов и костров освещал жуткую картину: сотни лежащих вповалку людей, фигуры врачей, склонившихся над столами... Ни в какой статистике нет, сколько за эти дни и ночи было сделано Борисом Леонидовичем операций, скольких он спас от смерти! И разве один этот эпизод из жизни Смирнова — не подвиг? Но Смирнову и его было мало!
ОДИН НА ОДИН С “МАХАБХАРАТОЙ”
К этому подвигу Смирнова следует подойти издалека. С чего началось увлечение древним индийским эпосом? Не с покупки же на толкучке словаря санскрита! Вернемся к детству Бориса Леонидовича. Как ни трудно доставались деньги земскому врачу Л. В. Смирнову, как ни экономила семья каждую копейку, а все-таки выписали из Швейцарии гувернантку. Сыновья Леонида Васильевича и Софьи Митрофановны знали французский и немецкий, в гимназии изучали древнегреческий и латынь. Борис Леонидович с детства пристрастился к языкам. Где бы он ни был, возил с собой словари. В какие бы обстоятельства ни попадал, в какие бы города не забрасывала его судьба, всюду изучал местные языки.
Пока Ольвиопольский полк стоял в Польше и офицеры пили вино или волочились за женщинами, Смирнов изучал польский и идиш. Приехав в Ашхабад, он первым делом взялся за освоение туркменского, которым овладел в совершенстве. Он знал также английский, иврит, итальянский, испанский... И, конечно, санскрит!
Смирнов был человек очень целеустремленный, он не позволял себе отклоняться от проблемы, которой занимался. Одним из любимых присловий его было такое: “Не разбрасываться! Взялся за дело — доведи до конца”. Тем не менее он любил “разбрасываться”, но на свой, особый лад.
Так, к примеру, Борис Леонидович был глубоким знатоком живописи. Он прекрасно знал фонды Эрмитажа и не раз выступал в роли лектора, вызывая недовольство служителей музея!..
А вот еще один интересный факт. В длинном списке научных работ Смирнова я натолкнулся на неожиданную запись: “1948 год. Наблюдения над полетом метеорита Леоновка. Опублик. в Изв. Туркм. филиала АН СССР, 1948 г.. № 1, с. 99”.
А теперь о “Махабхарате”. Мало кто представляет себе, что означало взяться за ее перевод. Написана она двустишиями — шлоками. Как подсчитали специалисты, в ней около 100 тысяч шлок. И хотя традиция русских переводов эпоса насчитывает около двухсот лет, полного его перевода нет до сих пор.
В 1939 году по инициативе академика А. П. Баранникова был начат академический перевод “Махабхараты”, появились (с 1950 по 1967 год) три тома, еще два готовились к печати. Академик Б. Л. Смирнов перевел на русский примерно четвертую часть эпоса — восемь томов! (Изданные в серии БВЛ отрывки из “Махабхараты” не дают представления о величии и грандиозности эпоса, хотя и выполнены одним из талантливейших наших переводчиков — С. Липкиным).
Но суть многолетней работы Бориса Леонидовича заключалась не только в создании подстрочника и даже не в мастерской его обработке, хотя обе эти задачи решены блестяще. Дело в другом. “Махабхарата” — текст особый. В отличие от древнегреческого эпоса он насыщен философскими отступлениями, представляющими огромную ценность для понимания мировоззрения древних индусов, древних народов вообще. В нем сконцентрированы мудрость тысячелетий, представления о Вселенной, о человеке и обществе того времени.
Чтобы подняться до уровня настоящего переводчика “Махабхараты”, надо и самому стать философом, быть знатоком Платона и Аристотеля, Лао Цзы, Канта и Гегеля. Смирнову предстояло проанализировать многочисленные философские и религиозные толкования “Махабхараты”, о которой существует необозримая многоязычная литература разного толка и направлений. При этом важно было не подпасть под чуждое влияние, сохранить собственное — научное! — видение эпоса и философскую его трактовку, отвечающую времени.
Б. Л. Смирнов преуспел и в этом, встав вровень, а быть может, и выше своих предшественников. С научных позиций он прокомментировал философские основы “Махабхараты”, показав полифонию великого древнеиндийского эпоса, где стихийный атеизм его создателей переплетается с религиозными мотивами. Переводы содержат толкования трудных мест, комментарии, снабжены основательными вступительными статьями, раскрывающими философские аспекты и нравственно-мировоззренческий подтекст “Махабхараты”. Тома переводов имеют толковые словари, помогающие читателю разобраться в многозначной системе образов величайшего культурного памятника далекой эпохи. Читатель, ознакомившись с одной из статей Б. Л. Смирнова, опубликованной впервые в 1963 году, увидит философскую позицию автора, далекую от религиозного преклонения перед йогой. Сам Борис Леонидович на склоне лет пытался освоить эту систему, однако отказался от нее, сказав, что заниматься йогой надо с детства, с молодости.
Подвигом Смирнова было и то, как он работал над переводом “Махабхараты”.
В 1956 году сердечная недостаточность заставила его отказаться от врачебной и преподавательской деятельности. Он ушел на пенсию, но не на покой, все свое внимание сконцентрировав на переводах.
Ходить, стоять и даже сидеть ему было тяжко. Он работал лежа, располагая материалы переводов на доске, изготовленной по его чертежам. Обязанности секретарей и добровольных помощниц исполняли Людмила Эрастовна и ее сестра Анна Эрастовна; рисунки к переводам, редактирование и вычитку корректур взял на себя Юрий (Юрий Михайлович Волобуев).
Переводы Б. Л. Смирнова вызвали интерес специалистов. “Ваша работа над “Бхагавадгитой” и великим эпосом Индии является крупнейшим вкладом в советскую индологию и в Индии произвела должное впечатление” (Ю. Н. Рерих, заведующий отделом индологии Института востоковедения АН СССР).
“Этот гигантский труд под силу только целому институту” (Р. Я. Ульяновский, заместитель директора Института востоковедения АН СССР).
“Вы делаете благородное, трудное и крайне нужное дело... Поражаюсь, как Вы замечательно четко, верно и поэтически безукоризненно схватываете дух подлинников. Мы все преклоняемся перед Вашим мужеством, беззаветной преданностью науке и исследовательским творчеством” (Э. А. Макаев, санскритолог, профессор МГУ им. Ломоносова). Одно из теплых писем прислал выдающийся государственный деятель Индии С. Радхакришнан.
Смерть Бориса Леонидовича наступила от острой сердечной недостаточности... Хворал он недолго. Умер, словно поняв, что выполнил задуманное, и приказав себе долее не жить.
Файл:Ачильдиев И. - Три подвига академика Смирнова - 1987.pdf
